Уфимский подросток спас во время войны несколько человек от голодной смерти

В последние годы в нашей стране обратили внимание на «детей войны». Не только тех, кто был «сыном полка», партизанил или трудился в тылу, но и тех, кто ещё не мог воевать или стоять у станка, но тем ни менее, достойно проявил себя. Наш рассказ о двенадцатилетнем уфимском парнишке, спасшем от голодной смерти свою семью и соседа-инвалида.

Военное детство в тифозном бараке

Володя Макаров жил во время войны вместе с родителями в бараках, построенных ещё в конце гражданской войны за Уфой для больных сыпным тифом. Это были приземистые сооружения с общим коридором и засыпными стенами. Последний барак здесь снесли только в 1970-х. Сейчас на их месте Северный автовокзал и большой заросший пустырь.

Молодые старички. Такое фото уфимских мальчишек голодного военного времени нашли мы «Красной Башкирии» за 1942 год

Удивительно, но в военное время квартира Макаровых считалось вполне сносным жильем: отдельная комнатка с кухней. Больше того, им в отличие от других не подселили эвакуированных. Но «везенье» объяснялось просто: отец до войны переболел туберкулезом и желающих жить с ним в одном помещении не было. Иначе поместили бы ещё минимум троих, поскольку даже официальная санитарная норма в Уфе составляла всего 2,5 кв. метра. Но и её никто не соблюдал и люди спали прямо на полу.

Здесь располагались тифозные бараки, где во время войны жила семья Макаровых. Фото автора

Глава семьи трудился на заводе № 26 – нынешнем УМПО, а мать санитаркой в госпитале.

– Поначалу было терпимо, – вспоминал Владимир Васильевич. – В первую военную зиму в городе по выходным устраивали ярмарки, на которые колхозники привозили картошку и другие продукты. И цены не кусались – милиция строго следила за этим. Так пуд гороха, отстояв очередь, можно было купить всего за 50-60 рублей.

Весной пошла трава, потом ягоды, грибы. Рыбалка выручала. Мать варила уху, а Вовка торжественно нес её в банке отцу на завод.

«Доходит» наш отец»

Но в начале зимы 1942 года положение сильно ухудшилось. Выросли очереди за хлебом, почти исчезли другие карточные продукты. Официально это объясняли засухой и войной. Но уфимцы связывали перемену с новым первым секретарем Башкирского обкома уроженцем Украины Семеном Задионченко. Именно после его появления в Уфе не стало ярмарок, а цены на рынках стали диктовать спекулянты. Излишки, что имелось в колхозах, изымались по приказу «первого» в счет сверхплановых поставок. О людях этот «варяг» думал меньше всего. В Уфе начался голод.

Резко сдал отец, хотя мастера и заставляли рабочих съедать хлеб и тарелку «затирухи» в их присутствии. Но скудное питание не восполняло нагрузки.

Для экономии сил часть рабочих, в том числе и отец нашего героя, перестала уходить домой, опасаясь, что им потом не хватит сил вернуться на завод. Но и это не спасало – дистрофия косила людей. Некоторые теряли человеческий облик и начинали вылизывать тарелки в столовой за другими. Резко вырос травматизм.

– «Доходит» наш отец, – обреченно сказала Вовкина мать в январе 1943-го, когда она вернулась домой после свидания с мужем. – Пропадем и мы с тобой.

Мать получала карточки служащего, а работа у неё была такая, что не всякий мужик выдюжит. Одна переноска раненых чего стоила. А ещё их нужно было мыть, брить, ставить судно. «Легкораненых» в тыловой Уфе не было. Вовка, пугаясь заметил, как мамка сильно похудела и почернела.

«Стратегическая» проволока

Слова матери так резанули слух мальчишки, что он сам себе дал клятву, что не позволит умереть родителям. Где-то нужно было срочно достать еду. Лихорадочно перебрал в детских мыслях всё, что мог. Зимняя рыбалка отпала сразу. А если охота? Сбегал за советом к друзьям. Один из старших товарищей предложил вынести по частям немецкий автомат с завода, где он работал учеником в «литейке» и куда свозили трофейное оружие. Вовка отказался. Кто-то посоветовал ловить зайцев на петли. Идея понравилась.

– Лучше всего подойдет тонкая нихромовая проволока, – подсказал одноногий сосед-инвалид войны дядя Леша.

Но оказалось, что достать подобную проволоку очень сложно. На Черниковских рынках за её продажу хватали и отдавали под суд.

– Поищи на Верхнеторговой площади, – посоветовали местные торговцы. – Если денег нет, поменяют на свинец.

Вовка на подножке «товарника» добрался до уфимского вокзала и сумел на рынке, там, где сейчас «Гостиный двор», поменять две свои свинцовые биты на пять метров проволоки. Счастливый вернулся домой и сразу к соседу. Тот сделал четыре петли, объяснил, где и как ставить. Ошпарил кипятком, чтобы отбить запахи. Потер хвойной веточкой.

В тот же вечер Вовка на самодельных лыжах перебрался через Белую и в перелеске на заячьих тропах установил свои орудия. Ещё затемно отправился проверять. Попался один небольшой заяц. Но и это было успехом. На удачу с первого раза он даже не рассчитывал.

Дома мать быстро обработала «косого». Сварила бульон, который они вместе с сыном съели. Тарелку супа отнесли дяде Леше. А потом мать, уходя на смену в госпиталь, понесла мясо отцу: «Заставлю всё съесть при мне».

Охотничье счастье переменчиво. Зайцы ловились не всегда, но изредка попадалось и по два зверька. Случались и потери. Как-то бродячая собака унесла ушастого вместе с петлей. Утрату орудия лова Вовка жалел больше, чем пропавшую добычу. Зато научился изготавливать петли из обычной стали́стой проволоки, серьезно расширив свой промысел. Ловилось на неё хуже, но дело стоило свеч. Рисковать с нихромовой, которую он купил от безвыходности, больше не стал.

Странные ночные лыжники

В одну из ночей, поправляя петлю, мальчик, вдруг, увидел, лыжников в маскхалатах с небольшими автоматами на груди и рюкзаками за спиной, осторожно двигавшихся друг за другом.

– А чего они хоронятся? –недоумевал Вовка, но замер и выдавать себя не стал.

Лыжники осмотрелись и пошли вдоль Белой в сторону Старой Александровки, а перепуганный парнишка, дав огромный крюк, вернулся домой. Ночь прошла тихо. Утром, осмотрев лыжню, увидел, что лыжники по ней же вернулись назад.

– Если это были немцы, то выходит они не смогли подступиться к объекту, – пояснил дядя Леша. – Значит часовые были на месте. Может и наши тренировались. А ты помалкивай.

И через много лет после войны Владимир недоумевал: «Кто же были те странные ночные лыжники»?

Самый счастливый день

На какое-то время промысел стал главным доходом семьи Макаровых. Вовка с мамой съедали бульон, а отцу доставалась большая часть мяса. И глава семьи стал приходить в себя. Заметно посвежела мать. Дядю Лешу тоже не забывали. Он в свою очередь давал дельные советы, свел со скорняком, который за умеренную плату выделывал шкурки. В качестве «средства платежа» шли невыделанные.

Мать зашкурки подшила свои и Вовкины валенки крепкой двойной подошвой, отремонтировала летнюю обувь семьи, купила полмешка картошки.

-Мы стали богатые, мам, – как-то с гордостью сказал, засыпая Вовка.

- Спи, богатей ты мой! – ответила мать.

Учебу в школе пришлось на несколько месяцев забросить. Главное – поправился отец и однажды неожиданно пришел домой. Ему дали целых два выходных дня! Дома он не был больше двух месяцев.

И через сорок лет после войны Владимир Васильевич вспоминал, что самым счастливым днем в его жизни был тот, когда он вместе с отцом в конце февраля 1943 года ходил в баню к знакомым, жившим на берегу Белой. Два часа наслаждались –парились березовым веником, мылились душистым мылом, которое принес отец. Он ещё тщательно побрился опасной бритвой. Раскрасневшиеся и довольные шли домой. За баню рассчитались, разумеется, зайцем.

– Помолодел лет на десять! – радостно всплеснула руками мать, глядя на мужа.

Но вскоре, охотничий сезон пришлось завершить. Появившиеся откуда-то лисы выгнали зайцев с левого берега Белой.

А потом пришел участковый. Соседка, написала донос, что Макаровы рвачи и кулаки. Милиционер осмотрел комнату, узнал, где хозяева работают и ушел. Ему было ясно, что кулаки в тифозных бараках с засыпными стенами не живут.

Бездушный «варяг»

Тот самый Семен Задионченко, устроивший голодомор в Уфе. Фото из открытого доступа

Не сразу, но наладилось продовольственное снабжение на 26-м заводе.

– Власти обязали сельхозрайоны организовать продажу мяса рабочим по доступным ценам, – вспоминал Владимир Васильевич. – Весной нам выделили участок под картошку. Стали, наконец, сажать вороватых поваров. Но, главное, исчез из Уфы бездушный Задионченко.

Архивный документ о голоде на заводе № 26. Документ предоставлен Национальным архивом РБ

Отец нашего героя умер в 1962 году, едва перешагнув пятидесятилетие. Сказались нечеловеческие нагрузки военного времени. Вскоре ушел и дядя Леша. Родни у инвалида не было и Вовка сам похоронил друга на Лопатинском кладбище.

Сумел окончить только 8 классов, потом армия, много лет работал в «Спецавтохозяйстве по уборке города», был на хорошем счету, получил от предприятия трехкомнатную квартиру на Новостройке. На жизнь не жаловался, но зайчатину и крольчатину после войныв рот не брал: «Жалко мне было «косых» всегда».

___
Найти фото Владимира Макарова не удалось. Он и жена давно умерли. Сын куда-то переехал. Связь с ним установить тоже не получилось.